Последний рейс

Этот рассказ я написал на конкурс, условием которого было восстановление СССР к 2061-му году. Скажете, бред сивой кобылы? Возможно. Сейчас трудно ожидать восстановления Союза, однако вспомните – ожидать его скорого распада в своё время тоже было сложно. Кто-то, конечно, ожидал – те продвинутые и прозорливые строители коммунизма, которые и стали главными капиталистами. Кто знает, какие у них планы на будущее и у будущего планы на них? Другим условием организаторов было глубокое освоение советскими людьми Марса. Как поспеть к 2061-му и ради чего, собственно, вообще осваиватькрасную планету – осталось вне обсуждения. Впрочем, фантастика на то и фантастика, чтоб в ней присутствовал элемент чуда и нелепости. А уж делать то, что делать вроде незачем, людям доводилось не только в 2061-м, но и прежде. Так что почему бы и нет?
Конкурс я всё равно не выиграл. Ну да ладно, нетбук мне не особенно и нужен. Обойдусь.

Эдуард Левашов смотрел на экран монитора, где среди привычных синих прямоугольников, обозначающих здания марсианской миссии, двигалась мелкая серая точка. Зрение у Левашова было не то что в молодости, когда он играл в футбол во второй лиге, но поколению повальной компьютеризации он даст фору в свои пятьдесят. Собственно, он и стал руководителем крохотного коллектива базы “А” именно потому, что был абсолютно здоров физически и морально. В левой руке Левашов держал огурец, от которого равнодушно откусывал небольшие кусочки. Периодически взгляд его уходил направо: там в короткой юбочке расположилась в кресле Оксана Буяшова. Когда их компанию из восьми холостых мужчин и женщин отправляли на пополнение персонала базы, планировалось, что двадцатипятилетняя Оксана влюбится в своего сверстника Михаила Лаврищева, но, очевидно, планирующие органы чего-то не учли.
Буяшова заманчиво (слишком заманчиво, подумал про себя Левашов, если учесть, что они лишь полчаса назад вместе вышли из уединённой комнаты отдыха) улыбнулась руководителю и, подвинув по пути динамик компьютера со значком “Сделано в СССР”, подняла с тарелки помидор. То были первые плоды, выращенные здесь, на станции. Ввиду малочисленности обитателей не было надобности в сложных удобрениях и химической обработке плодов, потому по земным советским стандартам продукт относился к категории “A”. Когда участники экспедиции вернутся домой, они смогут наравне с директорами предприятий, видными учёными и членами правительства по спецталонам покупать таких не менее 300 грамм в месяц.
Здесь, на станции проживало сейчас двенадцать человек и ожидалось ещё сорок восемь, в то время как старушка Земля носила на себе добрых семнадцать миллиардов на фоне постоянного сокращения посевных площадей из-за затопления прибрежных районов и засухи в глубине континента. СССР с его природными богатствами оставался оазисом относительного благополучия – в США позволить себе выросшие в натуральных условиях фрукты и овощи, а также мясо скота, не кормленного кленбутеролом, могли только отдельные нувориши. В Парижском султанате таких не было вовсе. Центральноевропейская федерация с её лидером Луизой Хайдер предпочитала потчевать своих граждан чистыми продуктами, однако положение дел в федерации было подорвано торговым эмбарго со стороны других ведущих держав, которые решительно осуждали драконовские меры федератов против иммиграции и безработицы. Зато на Марсе можно было выращивать чистую пищу, обходясь без роботизированных пулемётных разъездов на границе.
- Хочешь анекдот? – подала голос Оксана. – Значит, муж говорит жене: дорогая, вкусный торт! В магазине купила, отвечает та. А сама такой же испечёшь, спрашивает муж. Как же я его испеку, говорит жена, когда у нас нет ни муки, ни яиц, ни цикламата натрия, ни Е84, ни Е1852?..
Серая точка на экране означала, что Евгений Богословский со своим марсоходом вернулся из экспедиции к ущелью Джонсона, а теперь медленно тащится пешком в направлении главного корпуса. Судя по скорости перемещения, добыча внушительная. Дверь скрипнула, и в зал вошёл мрачный Калманович. Уже здесь, на красной планете он узнал, что болен раком. Калманович положил перед Оксаной какой-то отчёт, неосторожным движением смахнул на пол “Историю воссоединения СССР”, неловко, со второй попытки поднял книгу, вернул на стол, кисло улыбнулся и вышел прочь. В каждом его действии чувствовалось нервное напряжение, и Левашов подумал, что правильно он передоверил важные разведывательные вылазки Богословскому. У Богословского рак обнаружили давно (полностью укомплектовать экипаж здоровыми людьми в 2061-м было проблематично), Евгений успел с этим смириться и последнее время выглядел вполне уверенным. Даже оптимистичным: в конце концов, не каждому суждено увидеть своими глазами Марс!
Эдуард поднялся из кресла и вслед за Калмановичем вышел в операторскую, располагавшуюся между его командной рубкой и прихожей. В операторской биолог Дайга энергично доказывала инженеру Алесе отвлечённую от текущих марсианских реалий вещь:
- Ну и зачем тебе этот дом в Раубичах?
- Это просто цель, - невозмутимо отвечала Алеся.
- Да проку с такой цели? Ну есть у тебя квартира, так живи в своё удовольствие, гуляй, читай, целуйся с мужчинами, отдыхай летом в Севастополе, а то в Юрмале. Раньше тебе нужна была отдельная квартира, потом дом, после дома захочется дачу на Кипре, а потом собственную орбитальную станцию. И толку? Кредиты, покупки, поставки, договоры – жизнь в суете и пройдёт.
- А в чём ей проходить? – морщилась белоруска.
- Мудрый Сенека, - пускала в ход последний аргумент высокая латышка, - говорил, что человеку не хуже под соломенной кровлей, чем под золотой.
- Сам-то небось золотую предпочитал, - замечала Алеся.
- Так живут богатые испанцы, - вставлял в разговор находившийся тут же Хуан Рамос (двадцать лет назад он эмигрировал из Каталонского халифата), - сегодня машина, завтра другая машина, послезавтра дом, там второй дом. Пища, купленная в специальных магазинах. Одна беда – на дивиденды от акций принадлежащих тебе фармацевтических фабрик ты можешь построить самый пышный дворец и возвести стену вокруг, но даже золотая стена не защитит тебя от эпидемии вируса, который мутирует быстрее, чем ваша фабрика пускает в производство новые лекарства, и никакая охрана не прогонит обратно в квартал для бедных вездесущий рак.
В операторскую ввалился Богословский, успевший освободиться от верхней одежды (скафандр был снят при въезде марсохода под защищённый купол станции), но не от своей ноши. Полноватый Богословский тяжело дышал и безумно вращал глазами:
- Полюбуйтесь! – выдохнул он и сгрузил со спины тонкую каменную плиту.
Из лаборатории, примыкавшей к операторской слева, вышла программист Светлана Трукшанина – в свои шестьдесят она постепенно выживала из ума, осыпая окружающих бесчисленным ворохом антинаучных рассуждений об атлантах и экстрасенсах вперемежку с нелепыми рекомендациями на тему личной жизни. Однако относительно всего технического ум её оставался ясен и чист.
- Ты нашёл следы атлантов? – торжественно воскликнула она.
- Друг, зачем ты грохнул образец породы на мой чистый пол, а? – простонала Алеся, удостоив Богословского пристального взгляда из-под слегка нахмуренной левой брови.
- А ты погляди на этот камень повнимательнее, - посоветовал инженер. Повернувшись к Левашову, он взмахнул руками и заорал:
- Ну?!
Левашов уже и без “ну” заметил, что камень испещрён параллельными рядами ровных знаков. Некоторые напоминали знакомые буквы русского алфавита, другие больше смахивали на причудливую вязь арабского письма.
- Ого! – вырвалось у Калмановича. Дайга и Алеся уже стояли над камнем.
- Понимаете, что это значит? – Богословский театрально схватился за голову. – Это письменность! Записи марсиан!
- Где взял? – лаконично осведомилась латышка.
- Шахта, которую вчера начал прокладывать робот, пронзила свод подземной пещеры на глубине двадцать метров. Сегодня он расширил её, и я спустился вниз. Там была полость пять на пять метров и закрытая дверь. Возле двери лежала эта плита. Рядом вторая, но ту привалило грунтом. Внутрь я лезть не пытался – вдруг меня там засыплет? Вернулся за вами, точно по инструкции.
- Вот бы узнать, что тут написано... – зачарованно протянула прибежавшая Оксана, не сводя глаз с камня.
- Узнаем! - воскликнула Трукшанина. – И очень быстро.
- Да ну? – ухмыльнулся Калманович. – Шампольону на египетские иероглифы двадцать лет потребовалось. Ты круче Шампольона?
- Чай, не во времена Шампольона живём, - отрезала программист. – Шестьдесят первый год на дворе. Мне надо пять минут подгрузить в ноут программу дешифровки с базой по всем земным языкам. Достаточно иметь текст в двести-триста слов, при условии, конечно, что они не написаны рукой идиота, и через полчаса у вас будет перевод с точностью девяносто процентов. Пять минут компьютеру, двадцать пять минут мне – привести результат в соответствие со стандартами литературы, чтоб не оскорбить ваши изысканные эстетические вкусы.
- Когда это будет сделано, отправь в Москву короткое сообщение о нашей находке, - сказал Левашов, - а Евгений за это время подготовит большой марсоход. Поедем проверять. С нами отправятся Оксана, Дайга, Света и Рафаил.
Левашов не сомневался, что для Дайги там работы не сыщется, но светловолосая рижанка, ещё несколько лет назад игравшая за сборную по гандболу, импонировала ему твёрдостью духа и чувством юмора. На неё можно положиться. Калманович тоже вряд ли понадобится по своей основной специальности энергетика, но его стоило поддержать психологически.
Когда шесть человек уселись в марсоход – последним пришёл замешкавшийся в своей комнате Калманович, – Трукшанина принялась читать перевод с экрана ноутбука:
- Тому, кто придёт сюда за знанием и силой, предназначены эти машины, некогда бесценные. Наше время пришло к концу, но кто придёт после, должен оказаться мудрее и воспользоваться тем, что осталось. В начале зала вы найдёте приборы. Далее запечатаны ресурсы – их хватит на 200 персон в течение 100 лет. Это всё, что осталось. Главное достижение нашей эпохи: из запасов блорма, - Трукшанина остановилась: - это слово компьютер не перевёл. Так вот, из запасов блорма машина в третьем зале вырабатывает самый важный ресурс. Его хватит на 1000 человек и растения. Оружие... Здесь запись обрывается.
- Видно, продолжение на второй плите, - буркнул Богословский. – Прочтём на месте.
- Понимаете, что отсюда вытекает? – Калманович потряс руками над головой. – Ресурсы! Там есть ресурсы, которые нужны Земле. Оружие! Возможно, наша родина получит решительный и окончательный перевес перед Америкой и Центральноевропейской федерацией. И технологии! Там могут быть более совершенные модели ядерных реакторов, или двигатели для межзвёздных перелётов, или аппараты, производящие нефть из песка и воздуха. Ведь это значит, что мы оправдали доверие Центрального Комитета и лично Николая Александровича! Да это спасение для Земли!
- Вам бы только нефть из воздуха делать, - поморщилась Трукшанина. – Я уверена, что там совсем другое! Например, тайна телепортации, которой владели атланты.
- Если атланты владели тайной телепортации, - вставила шпильку Дайга, - как же они утонули вместе со своим островом?
Левашов посмотрел на Оксану. Она встретила его взгляд и слегка качнула головой, будто говоря, что по её мнению телепортация так же способна исцелить землян от всех проблем и недугов, как и свежая нефть. Вслух она произнесла другое:
- Хорошо сейчас на базе, просторно. Скоро прилетят Невмывака и его 48 новичков.
- Зато веселее, - заметил Богословский, - а места мы тут подготовили на несколько сотен. Поместимся!
- Театр откроем, в баскетбол будем играть, - добавила Дайга. – А там я вас гандболу научу.
- Нет уж, благодарю покорно, - ответила Оксана, - видела я твой гандбол по телевизору. Я ещё жить хочу.
Марсоход объехал гладкий выступ скалы и по закругляющемуся откосу спустился в ложбину. Здесь начинался тоннель, проложенный рабочим роботом на глубину двадцать метров под углом 45 градусов. Для удобного спуска заботливый робот выбил выемки для ног. Космонавты в своих мягких скафандрах с утяжелёнными подошвами аккуратно спустились вниз. Там, где заканчивалась шахта и начиналась пещера, оставалось сделать небольшой прыжок. При свете фонарей путники увидели покрытую орнаментом из странных бугорков дверь тёмного серо-синего цвета. Перед ней лежала вторая испещрённая знаками каменная пластина, которую упоминал Богословский. Сами врата в неизвестность были украшены маленькой табличкой.
Трукшанина сделала снимок, загрузила его в ноутбук и через минуту произнесла:
- Примерный перевод такой: “Этой двери миллион лет нипочём”.
- Они не лишены чувства юмора, - заметил Богословский.
- Представляете, какая могущественная была цивилизация? – благоговейно изрекла Оксана.
- Ну, этого мы пока не знаем, - ответила Дайга, - не исключено, там за дверью окажется каменный топор, пара рваных носков и ламповый радиоприёмник. Кроме того, какая б могущественная она ни была, на планете от неё не осталось и следа.
- Это лишний раз доказывает пагубность капитализма! – воскликнул Калманович. – Но почему на табличке дурацкая шутка вместо инструкции, как попасть внутрь?!
- Раз инструкции нет, значит, сделать это легко, - сказал Левашов, - или, во всяком случае, так казалось строителям.
- Любые металлические детали отпирающего механизма пришли бы в негодность за тысячелетия, - вставил Богословский. – Впрочем, мне кажется, дверь нужно просто толкать в сторону. Там есть какой-то паз, если меня не обманывает зрение.
Они дружно налегли на дверь, и она с протяжным стоном отодвинулась влево, обнажив вырубленный в скале проход шириной два метра и такой же высоты. Дайга без видимой необходимости оперлась на руку Эдуарда и слегка сжала его пальцы. Этот интимный жест на секунду отвлёк его. По замыслу планирующих органов Дайга тоже должны была в кого-нибудь влюбиться, но по ней пока незаметно.
- Вы идите, - Светлана Трукшанина задержалась у плиты с продолжением послания неведомых обитателей планеты, - я займусь переводом.
Через десять шагов перед пятью землянами распахнулись своды новой, просторной пещеры, стены которой были обточены человеческой рукой. Отделка явно производилась второпях и без особой тщательности, а большинство экспонатов сильно пострадали от времени. Однако за редким исключением их предназначение виделось вполне очевидным. Ближняя ко входу штуковина явно представляла собой телевизор, только почему-то круглый, за ним красовался двигатель внутреннего сгорания с какими-то дополнительными атрибутами, которые в основном оплыли или рассыпались.
- Тут и думать не надо, - сказал Богословский, - даром в романах над инопланетной техникой завсегда ломают голову. Всё понятно, что к чему.
- Похоже, содержание определяет форму, - отозвался Левашов. – Поэтому в конце концов все приходят к схожим предметам. Хотя с другой стороны, американские индейцы так и не изобрели колеса...
- Я тут понимаю не всё, - объявила Дайга. – Это вот что? – Она указала на какую-то штукенцию, напоминающую смесь тостера с аппаратом для производства попкорна, и вопросительно уставилась на Богословского.
- Сразу не скажу, - замялся тот, - на базе прикинем. Вижу чертежи на стене в углу, так что разберёмся со временем.
В середине зала торчали два пифоса. Горло каждого сосуда выглядывало наружу, основание по всем признакам уходило на неизвестную глубину вниз, под уровень пола. На вид оба были плотно запечатаны.
- Что там может быть? – риторически вопросила Оксана.
- Может быть нефть, - откликнулся Богословский, - запас на мелкие расходы. Потом узнаем. Сейчас мне интересен вон тот механизм на постаменте в самом конце. Видимо, это ультра-си их технического прогресса.
Действительно, расположение загадочного устройства размером с маленький пылесос, чей корпус сверху был увенчан раструбом, а снизу имел трубку наподобие носика от чайника, наводило на мысль, что ему давно канувшие в Лету устроители этой своеобразной экспозиции отводили особое место.
- Ясно, - заявил Богословский после краткого осмотра, - что аппарат превращает всё сухое во что-то жидкое.
- Нефть? – подался вперёд Калманович. – Нефть!?
- Проверим? – Дайга извлекла из кармана скафандра (это был достаточно изящный и гладкий костюм, мало схожий с неуклюжими одеяниями лунных экспедиций XX века) пакетик с орехами и носовой платочек.
- Хэй-хэй-хэй, осторожней, подруга! – повысила тон Оксана. – А если вместо нефти потечёт жидкий метан? Или эта хреновина просто взорвётся и отправит нас всех к праотцам? В конце концов, мы пока слабо представляем себе тонкости марсианского юмора.
Дайга остановилась, но в этот момент Богословский неловко подался в её сторону и выбил из руки латышки пакет с орехами. Тот приземлился точно в раструб неизвестного аппарата. Раздалось шипение (космонавты инстинктивно отпрыгнули), пакет мгновенно всосался внуть, звук сменился жужжанием, а спустя десять секунд из носика потекла бесцветная и ничем не пахнущая жидкость. Левашов смело шагнул вперёд и наклонился над тонкой струйкой.
- Держу пари, это обычная пресная вода, - сообщил он.
- Марсиане считали главным достижением своей цивилизации аппарат, превращающий любой исходный материал в простую воду? – заморгал глазами Калманович. – С чего бы им быть такими психами? Чем это объяснить, а?
- Я, кажется, могу это объяснить, - раздался сзади голос незаметно присоединившейся к ним Трукшаниной. – На второй плите у входа написано, что жители планеты изобретали разные формы правления и всевозможную технику, долго воевали, а под конец их учёным взбрели в голову такие гениальные идеи, что воевать сделалось невозможно без риска уничтожить всю планету одним махом.
- И кто-то нажал на кнопку?.. – ужаснулась Оксана.
- Нет, не нажал. Они стали гуманистами, но в итоге планета превратилась в то, во что превратилась. Они, потребили всю нефть, съели всех животных, выпили всю воду, уничтожили все растения. Потом всё равно началась война, но чахлая – воевать уже не было ради чего. У них осталось всего с гулькин нос, последняя группа сделала тут нечто вроде музея для возможных гостей. В заключение они советуют пришельцам быть мудрее их.
Несколько секунд все молчали.
- Какая чушь, - нарушил тишину Калманович. – Ну, что тут сказать, поздравляю вас, мы нашли ценную технику и хоть немного нефти для Земли. Это хороший результат. Генеральный секретарь будет нами доволен.
- Если в той цистерне и нефть, Земле её на один раз понюхать, - заметила Оксана.
- А что за изречение на маленькой табличке за вододелательной машиной? – спросил у Трукшаниной Богословский.
- Здесь написано, - через минуту произнесла программист, - вот что: “Если вы будете слишком злыми – жить будет скучно, если слишком добрыми – иссякнет пища”.
- Марсианская народная мудрость? – Калманович осклабился. – Наверно, они там воображали себе, будто у нас каждый сам по себе, должен размышлять над философскими проблемами и принимать решения. Ерунда! Человек должен работать и развлекаться, а решают за них газеты и мудрое правительство.
- Хорошо, когда оно мудрое... – вставил реплику Богословский.
- Наше дело простое, - с нажимом в голосе сказал Калманович, - взять эти машины и отправить на Землю. Потом взять нефть и тоже отправить на Землю. За Невмывакой прилетят следующие поселенцы. Мы ни за что не отвечаем. Нам не к чему стремиться. Нас приставят к наградам, и это чудесно.
- У меня другая идея, - произнёс Левашов, повернувшись к Калмановичу. Дайга и Оксана оказались слева от Эдуарда, Богословский справа, Трукшанина чуть поодаль пристроила ноутбук на плоскую панель чего-то вроде сельскохозяйственного мини-комбайна. – Партия Невмываки будет последней. Мы создадим здесь своё, новое государство. С чистой водой, без суеверий и религиозных предрассудков, без коррупции, без жульничества на выборах, без кумовства, без грязной промышленности, без излишеств, в необходимости и крутизне которых людей убеждают производители этих излишеств. Если повезёт, без рака и эпидемий.
- Что?! Последней? Как? – удивлённо пробормотал Богословский.
- Боюсь, не могу вам позволить такой роскоши, - удивительно уравновешенным тоном сказал Калманович и мгновенно извлёк из заднего кармана пистолет. Все застыли. – Вы же не думали, что марсианская экспедиция обойдётся без участия представителя комитета госбезопасности?
- Не думал, - медленно проговорил Левашов и вдруг улыбнулся. – Но я всегда считал, что это Дайга.
После секундной паузы он и Калманович расхохотались. Пистолет, однако, по-прежнему был нацелен в грудь Эдуарду.
- А я всегда полагала, что это ты! – подхватила озорная латышка, ткнув изящным пальцем в Левашова и сделав небольшой шаг вперёд. Эдуард подумал, что Калманович сделал не самый правильный ход, пустив в дело оружие. Минуту назад все шансы стать изгоем имел он со своим сепаратистским предложением. Сейчас место главного источника угрозы в общем сознании занял пистолет Калмановича.
- Для Союза эти ресурсы – капля в море, - повторила Оксана. - Мёртвому припарка.
- Послушай, - огрызнулся Калманович, - мы все тут знаем, что ты попала в экспедицию только потому, что твоя мама – министр социальной защиты населения.
- А ещё благодаря тому, что моя мама министр, - спокойно ответила Оксана, - я знаю, что нефти и газа в Союзе осталось на двадцать лет, ядерного топлива на пятьдесят. У других стран нефть закончится ещё раньше, а воду в Европе и Китае распределяют по карточкам, но нам это не поможет. Сколько верёвочке не виться...
- Здесь нет земных вирусов, - вставила Дайга.
- Тебе-то что с того? Тебя и вирус CS не тронул, который в прошлом году выкосил пять миллионов на вашем побережье! - Калманович произнёс эти слова обвиняющим тоном, будто с вирусом, унесшим не только десять миллионов советских граждан, но и тридцать миллионов жителей Азии, был возможен какой-то тайный сговор.
- Ты собираешься стрелять? – с этими словами Дайга неожиданно шагнула вперёд ещё раз и оказалась между Калмановичем и Левашовым.
- Уйди! – прохрипел комитетчик. – Ты советская женщина!
- Я советская женщина, - согласилась бывшая гандболистка. – Вот почему ты можешь пристрелить меня, но я не отойду.
- Что вы затеяли? – Трукшанина отвлеклась наконец от компьютера и удивлённо смотрела на разыгрывающуюся пред ней драму.
- Мы хотим, - ответила светловолосая латышка, - хотим здесь возродить... Атлантиду!
Трукшанина вздрогнула, и в глазах её появилась ясность.
- Да поймите, - в голосе Калмановича вновь появились истерические нотки, - весь этот переворот закончится с прибытием Невмываки и его группы!
- С Петром Невмывакой мы восемь лет играли в одной команде, - Левашов шагнул к Дайге и стал рядом с ней, - и много времени провели за политическими дискуссиями. А те, кто прилетит с ним – что ж, они выслушают наши аргументы и проголосуют. И впервые за два-три столетия это будет голосование, где реальный выбор совершают люди, а не те, кто контролирует потоки капитала и владеет средствами массовой информации.
- Что ты хочешь мне сказать? – буквально выплёвывал слова Калманович. – Что коммунизм бывает только там, где населения с гулькин нос, а ресурсов отсюда и до седьмого неба? Что демократия возможна, только когда все граждане государства помещаются на акрополе?
- Ты это сказал, а не я, - ответил Левашов. – Но у нас будет шанс это проверить.
- К чёрту твой шанс! О чём вообще ты говоришь? – завопил Калманович, очертив пистолетом в воздухе полукруг. – А что будет через сотню лет, когда нас станет больше, чем ресурсов? Демократия закончится?
- Ты собираешься жить сто лет? – подал голос Богословский. – Ничто не вечно. Ничто не вечно...
На лице Калмановича впервые пробежала тень неуверенности.
- Да не будет у нас ста лет! - заявил он после секундного замешательства. – Очередная партия с Земли прилетит с пулемётами – и всего делов.
- Мы отправили на Землю сообщение, заканчивающееся словом “оружие”, - молвила Дайга. – Они не знают, что именно обнаружено здесь. Если мы сообщим, что способны испепелить любой посланный сюда корабль, для их здоровья полезней будет поверить. Да мы и сами пока не в курсе – вдруг какая-то из валяющихся тут штуковин впрямь на это способна? Может, я могу прямо сейчас пристрелить тебя из вон того тостера?
- Если, конечно, ты разберёшься, с какой стороны он стреляет, - добавил Богословский, по-видимому склонный сохранять чувство юмора независимо от ситуации.
- Сто лет демократии, разве это мало? – усмехнулся Левашов. – Между прочим, раз здесь нет главных земных вирусов и нет промышленных выбросов, протянуть мы можем дольше ожидаемого. А наши потомки приспособятся, если окажутся достаточно умны. Оптимальное общественное устройство – лишь функция места, времени и обстоятельств.
- Расскажи это генеральному секретарю! - крикнул Калманович. – Расскажи ему самому, расскажи Николаю Александровичу! Через месяц сеанс связи с Москвой.
- Я знаю одно, - улыбнулся Левашов, - когда придёт время следующего разговора с Николаем Александровичем, приказывать буду я.
Пистолет в руке Калмановича дрогнул. – Послушайте, - сказал он изменившимся голосом, - ведь рано или поздно вам понадобится человек, понимающий в финансах и секретной службе, верно?

Игорь Музыка

Используются технологии uCoz